Записи на таблицах - Лев Виленский

Все это мелочь. Рахель, его Рахель, она будет с ним, а он с ней, через неделю, что там неделя…

— Да, Яаков, — голос Лавана стал жестким, — но за это ты поработаешь еще семь лет. На меня. Подумай над этим. Или… бери Лею и убирайся в Кнаан — хоть сегодня.

Яаков вдруг услышал словно бы голос… сверху, словно ветерок прохладный взъерошил его волосы. Он посмотрел, скосив глаза, в сторону. Там стояла Рахель, и слезы текли по ее смуглому милому личику.

— Я остаюсь, дядя, остаюсь, — и Яаков обернулся к Рахели, и побежал к ней, и ее сильное маленькое тело прижалось к нему, и он ощутил ее горячую упругую грудь сквозь тонкую ткань сорочки. Он снова повернулся к дяде, сжимая Рахель в руках, —

— Ты пожалеешь об этом, Лаван, — сказал он.

Семь лет. Прошли и они. И родились сыновья у Яакова, и Лея родила ему многих, и рабыни Зилпа и Баала, и Рахель родила ему сына, любимого Йосефа…

И ушел Яаков из Харрана, и жены с ним, и дети его, и шел он в Кнаан.

И вот — брат его Эйсав шел навстречу ему с вооруженными людьми. Обманутый первородный, потерявший первородство.

Седой, угрюмый, покрытый шрамами. Потом пахнущий волосатый Эйсав. И ждал его Яаков, и ужас сжимал сердце его.

Братья встретились.

И поцеловал Эйсав Яакова, обнял и поцеловал брата своего, и пронеслись перед их мысленными взорами ушедшие к Богу Ривка и Ицхак, и многие многие другие люди, жившие с ними, которых они схоронили.

И сидели братья долго, до вечера, и вспоминали детство, и хлопали друг-друга по плечу, довольные встречей, и плакали о родителях, и познакомил Яаков Эйсава с его племянниками и невестками, и дал Эйсаву богатые подарки.

И поделили они землю Кнаанскую.

И любил Яаков Рахель, любил ее так, как ни один мужчина не любил женщину, любил ее, и когда она покинула его, оставив ему новорожденного сына его, последнего, сына старости, Беньямина, то не жил более Яаков…

Малы и злы были дни его, и не достигли они дней отцов его. Он увидит еще цветущий Египет, и сына своего Йосефа, сына Рахели, у правой руки Паро31 Египта, он увидит и благословит сыновей и внуков…

Но он никогда не забудет Рахель.

Иерусалим, 2009

Град Божий

Пять городов лежало в долине Сиддим у берега Мертвого моря…

Пять городов. Древние и великие, союз, Пятиградье, торговое и военное…

Звали их Сдом, Амора, Цвоим, Адма и Цоар, вдоль западного берега моря протянулись они.

Богат был край этот, земля давала обширные урожаи, а в ямах у берегов морских скапливались смолы и благовония, за каплю которых давали золота более, чем весила капля. Караваны со всех краев земного круга приходили к Пятиградью, Царская дорога вела к нему из дальнего Арам-Нагараима, и через него в Египет. Купцы египетские прибывали сюда по поручению Паро Египта — за особыми благовониями для мумий царских.

Благословенным оазисом лежало Пятиградье на перекрестье караванных путей. Все товары стекались сюда, все знания, тайные и явные, слухи и сплетни со всех краев земли. И цвела в городах у Мертвого моря особая цивилизация, цивилизация быстро живущих и много желающих людей, накопивших все земные богатства, славившихся своим криводушием и ложью, давно забывших закон, и говорящих себе — «Нет славнее нас во всем краю земном».

В те дни странник шел из Харрана в Кнаан32, Авраам было имя ему. Он родился в Уре, где, у реки Евфрат человечество умножалось необычайно, где славили бога Луны Суэна. Странник презрел лунного бога в сердце своем, он знал, что не Луна, и не Солнце не могут быть богами и править Землей и управлять путями человеческими. В Харране он обрел истинную мудрость. Там, в невзрачном здании в закоулках древнего города помещалась тайная школа, где только избранные посвящались в Знание. Знание о том, что все, что есть в мире, малое и великое, тайное и явное, красивое и уродливое было, есть и будет по воле Бога Единого, создавшего этот мир и вдохнувшего в него жизнь. Знание это, недоступное многим, охранялось в тайне. Но Аврааму разрешили остаться и изучать его, ибо был в молодом человеке особый разум, отделявший зерна от плевел, разум, равным которому не владел ни один человек из его поколения. И изучал Авраам Знание, и научился постигать Бога, и все чаще и чаще ощущал, что Бог вот-вот заговорит с ним.

Как часто, в один день и даже в один миг жизнь может стать совсем другой, измениться до неузнаваемости, поменять цвет, вкус и запах — в один день подошел к нему наставник и сказал: «Нам больше нечему учить тебя, Авраам! Ты знаешь все, не меньше моего овладел ты наукой постижения скрытого. Теперь возьми семью свою, жену свою, брата своего Лота с женой его и иди по направлению к Египту, а там Господь сам укажет тебе знак, разъяснит, для чего живешь ты. Ибо мало кто из сынов человеческих досконально знает, зачем живет он на земле этой.»

И Авраам взял с собой всю семью. Жена его была бездетна, и не могла родить, но Авраам любил ее и не гнал от себя, как поступали с бесплодными женами в его родном Уре. Сарра была красива собой, очень добра и покладиста. Она любила мужа так же сильно, как в самой ранней юности… когда ее сватали за Авраама, по обычаю, родители привели ее в дом жениха и оставили молодых наедине, только сваха сидела в углу комнаты, поглядывая на парочку, чтобы не случилось чего не предусмотренного брачным кодексом. Авраам поразил Сарру, совсем тогда молодую девочку, тем, что, совершенно не стесняясь их первого знакомства, начал рассказывать ей какую-то историю, смешную, как ему казалось, а потом, неожиданно замолкнув и покраснев, сказал, стараясь спрятать черные и большие глаза свои: «Как ты красива, Сарра… я отдам тебе сердце свое, потому что вижу в глазах твоих все, что ты хочешь сказать мне, и что я хотел услышать. Только ты можешь сказать мне это вот так, молча, глядя в глаза…». Не ожидавшая такого, девушка заплакала от счастья, вскочила со скамеечки, на которой сидела, и выбежала во двор, где Тэрах, отец Авраама, договаривался с ее отцом о приданом и о выкупе за невесту. Там, стоя посреди двора, она воскликнула, забыв все правила приличия, забыв о том, что когда мужчины разговаривают, тем более, когда они разговаривают о столь важном деле, женщина должна молчать: «Отец! Я хочу быть женой Авраама, договаривайтесь скорее, ибо его сердце принадлежит мне,